бежала к Чесноковке же, где Харин встретил
ее и всю захватил. Лыжники, успевшие зайти в тыл Михельсону и отрезать от
него обоз, в то же время были разбиты двумя ротами гренадер. Они разбежались
по лесам. Взято в плен три тысячи бунтовщиков. Заводские и экономические
крестьяне распущены были по деревням. Захвачено двадцать пять пушек и
множество запасов. Михельсон повесил двух главных бунтовщиков: башкирского
старшину и выборного села Чесноковки. Уфа была освобождена. Михельсон, нигде
не останавливаясь, пошел на Табинск, куда после Чесноковского дела
прискакали Ульянов и Чика. Там они были схвачены 16 казаками и выданы
победителю, который отослал их скованных в Уфу. После того Михельсон учредил
разъезды во все стороны и успел восстановить спокойствие в большей части
бунтовавших деревень.
Илецкий городок и крепости Озерная и Рассыпная, свидетели первых
успехов Пугачева, были уже оставлены мятежниками. Начальники их, Чулошников
и Кизилбашин, бежали в Яицкий городок. Весть о поражении самозванца под
Татищевой в тот же день до них достигла. Беглецы, преследуемые гусарами
Хорвата, проскакали через крепости крича: "Спасайтесь, детушки! все
пропало!" Они наскоро перевязывали свои раны и спешили к Яицкому городку.
Вскоре настала весенняя оттепель; реки вскрылись, и тела убитых под
Татищевой поплыли мимо крепостей. Жены и матери стояли у берега, стараясь
узнать между ними своих мужьев и сыновей. В Озерной старая казачка 17 каждый
день бродила над Яиком, клюкою пригребая к берегу плывущие трупы и
приговаривая: "Не ты ли, мое детище? не ты ли, мой Степушка? не твои ли
черные кудри свежа вода моет?" - и, видя лицо незнакомое, тихо отталкивала
труп.
Мансуров 6 и 7 апреля занял оставленные крепости и Илецкий городок,
нашед в последнем четырнадцать пушек. 15-го, при опасной переправе чрез
разлившуюся речку Быковку, на него напали Овчинников, Перфильев и Дегтерев.
Мятежники были разбиты и рассеяны; Бедряга и Бородин их преследовали; но
распутица спасла предводителей. Мансуров немедленно пошел к Яицкому городку.
Крепость находилась в осаде с самого начала года 18. Отсутствие
Пугачева не охлаждало мятежников. В кузницах приготовлялись ломы и лопаты;
возвышались новые батареи. Мятежники деятельно продолжали свои земляные
работы, то обрывая берег Чечоры и тем уничтожая сообщение одной части города
с другой, то копая траншеи, дабы препятствовать вылазкам. Они намерены были
вести подкопы по яру Старицы, кругом всей крепости, под соборную церковь,
под батареи и под комендантские палаты. Осажденные находились в вечной
опасности и, с своей стороны, принуждены были отовсюду вести контрмины, с
трудом прорубая землю, промерзшую на целый аршин; перегораживали крепость
новою стеною и кулями, наполненными кирпичом взорванной колокольни.
9 марта на рассвете двести пятьдесят рядовых вышли из крепости; целью
вылазки было уничтожение новой батареи, сильно беспокоившей осажденных.
Солдаты дошли до завалов, но были встречены сильным огнем. Они смешались.
Мятежники хватали их в тесных проходах между завалами и избами, которые
хотели они зажечь; кололи раненых и падающих и топорами отсекали им головы.
Солдаты бежали. Убито их было до тридцати человек, ранено до осьмидесяти.
Никогда с таким уроном гарнизон с вылазки не возвращался. Удалось сжечь одну
батарею, не главную, да несколько изб. Показание трех захваченных
бунтовщиков увеличило уныние осажденных: они объявили о подкопах, веденных
под крепость, и о скором прибытии Пугачева. Устрашенный Симонов велел всюду
производить новые работы; около его дома беспрестанно пробовали землю
буравами; стали копать новый ров. Люди, изнуренные тяжкою работою, почти не
спали; ночью половина гарнизона всегда стояла в ружье; другой позволено было
только сидя дремать. Лазарет наполнился больными; съестных запасов
оставалось не более как дней на десять. Солдатам начали выдавать в сутки
только по четверть фунта муки, то есть десятую часть меры обыкновенной. Не
было уже ни круп, ни соли. Вскипятив артельный котел воды и забелив ее
мукою, каждый выпивал чашку свою, что и составляло их насуточную пищу.
Женщины не могли более вытерпливать голода: они стали проситься вон из
крепости, что и было им позволено; несколько слабых и больных солдат вышли
за ними; но бунтовщики их не приняли, а женщин, продержав одну ночь под
караулом, прогнали обратно в крепость, требуя выдачи своих сообщников и
обещаясь за то принять и прокормить высланных. Симонов на то не согласился,
опасаясь умножить число врагов. Голод час от часу становился ужаснее.
Лошадиного мяса, раздававшегося на вес, уже не было. Стали есть кошек и
собак. В начале осады, месяца за три до сего, брошены были на |